Имею топор – готов путешествовать! - Страница 57

К оглавлению

Мельник задумчиво смотрел на меня.

– И далеко собрались?

– О, в самую глубокую… А если честно – я не знаю. К черту на рога.

– Это у тебя в первый раз, чтобы не знал, куда идешь.

– Могу сказать только "да".

– Хе-хе. И что, нет предлогов, чтобы отвертеться?

Я подумал.

– Штука в том, что теперь я и сам не знаю, чего хочу. Где правильный путь, и туда ли я свернул. Кроме того, на мне теперь долг крови. Эльфийской крови, гм, да…

Он отошел в угол и долго чем-то гремел, подсвечивая себе лампой.

– Вот! Даю сверху походный чайник! Бесплатно, учти! – Он держал в руке чайник с загнутым носиком размером с ведро. – Тонкая гномья работа, бери-бери! Знаю, в походе без горячего никуда!

Его физиономия сияла от искренней щедрости, к которой примешивалась… гм, обреченность. Кажется, он был уверен, что мне предстоит поход в ад.

Самое смешное, что он оказался прав насчет ада – в буквальном смысле.

21

Взбодрил, нечего сказать!

Я мрачно сложил экипировку в большую кожаную сумку, привязал к лямке чайник, затем обернул мечи ветошью по самые рукояти и взял под мышку. Постоял, подумал, подышал.

Фатик, будь ты проклят! Новый поход…

Ладно, осилю. А не осилю, так сдохну. Тоже выход.

В любом случае, я должен отплатить эльфийке за спасение своей жизни.

Я напялил шляпу, и мы вернулись в зал.

Там, между чисто выскобленных столов, тенью бродил мой напарник в алой рубахе навыпуск. Вид у него был заморенный, какой-то синевато-бледный, будто он выкопался из могилы. Больше никого в харчевне не было, разве что служка апатично драил шваброй полы.

– Вылез на свет, – буркнул Мельник, словно невзначай заслонив собой бочонок с пивом.

Завидев нас, Олник оживился и, заплетая ногами, подошел к стойке, шмыгнул распухшим носом и потрогал себя за правый бок.

– Что вот тут, справа? Екает, будто внутри распелась лягушка.

– Гномья печенка, – значимо сказал я. – Поздравляю, мой друг, ты наконец-то станешь думать, прежде чем заливать свою утробу пивом по самое горло.

– Ай, – отмахнулся он. – Это все эльфы… Нельзя мне с ними якшаться, сразу падает здоровье. Надо выпить! А потом я помолюсь нашим горным богам, и все уляжется.

И ведь ничем его не пробить.

– Эй! – воскликнул он, почесав в затылке. – Я же это… видал эльфа, Квакни-как-там-его, ослепительное высочество, разбудил он меня… Раскомандовался! Велел вам, господин Мельник, нести ужин, а тебе, Фатик, просил сказать… Минутку… – Олник наморщил лоб, потом громко чихнул. – "Собрание в гостиной через час". Только я туда не пойду. Заседайте без меня, хватит, сыт я эльфами по горло. Я им не нравлюсь! Они меня не любят! И Крессинда меня не может видеть без килта!.. Короче, куда пойдете, туда и я пойду, хоть в Дольмир к Облачному Храму, куда наладился твой брат, эркешш ему махандарр!

Вот как! Значит, Виджи настолько окрепла, что… Не буду загадывать. Через час так через час. Надеюсь, нам удастся выйти в дорогу уже поутру.

Мельник приказал служке отнести еду во флигель. Я решил закусить в трактире, где уже не было лишних глаз. Мне хотелось собраться с мыслями перед разговором с соратниками, не видя, гм, этих самых соратников. Гном остался с нами, вернее – напросился.

– Негоже бросать ребенка без присмотра, – сжалился Мельник. – И вообще он без матери растет, ну куда это годится? Учти на будущее, Фатик.

На ужин были бараньи отбивные, тушеные овощи и много чего еще, включая три бутылки красного, на которое расщедрился Мельник. После второй бутылки вопрос о сборе мыслей отпал сам собой. Зато мы неплохо посидели, болтая о всяком, но старательно избегая разговоров о положении в городе. Олник без конца дул пиво и вставлял в разговор неясные междометия. После седьмой кружки он расплакался и затянул свои йодли, от которых, как я уже говорил ранее, всех эльфов, кроме чащобников, выворачивает наизнанку. Удивительно, но даже меня начало подташнивать. Когда же Мельник, хлебнув лишка, присоединил к голосу гнома свой пьяный бас (старая воровская песня о погубленной молодости), я срочно ретировался.

Снаружи была ночь, разбавленная лунным светом. С берега Флаэты тянуло свежестью. Тишина, домики деревянные… ик!.. Караульщики дремлют у запертых ворот… Лязгая чайником, я пробирался по дорожке, устеленной горбылями. Внезапно раздалось рычание пса. Потом из-под навесов зарычала вся стая: псины вскочили, сгорбились, зажав хвосты между лап.

Я невольно замедлил шаги. Гритт, собаки не любят пьяных, но я ведь, в сущности, трезв. А псы у Мельника ученые, им достаточно обнюхать постояльца, чтобы усвоить – это друг, пусть от него и несет спиртным.

Черт, если бросятся, буду отбиваться мечами: жаль убивать собачек, хоть я и волк по натуре… Миролюбивый такой, главное на меня не рычать.

И тут в мою спину уперся знакомый взгляд.

Я сделал стремительный поворот… качнулся, потерял равновесие, и чуть не шлепнулся на все четыре волчьи лапы.

Нельзя столько пить.

Мгновение я балансировал на краю дорожки, затем, одолев качку, поднял голову и увидел…

Постоялый двор лежал в пойме Флаэты; в окрестностях не было деревьев или холмов, которые возвышались над "Полнолунием". Тварь же, видно, не могла летать без отдыха все время. А может, захотела подобраться ближе, чтобы убедиться, что я – это я. Как тогда, в городе, когда она – точнее, другая, похожая на нее образина – следовала за нами по крышам домов.

Она притаилась за коньком крыши дровяного сарая, тусклая, почти неразличимая в сумерках тень. Не знаю, понимала ли она, что ее настырный взгляд легко уловить, но вот то, что ее заметили – это она раскусила. Хлопнув крыльями, она взвилась в воздух, как ночной мотылек-переросток. На мгновение ее силуэт закрыл жемчужный круг луны, острые тени метнулись по земле, по куртке, по моему лицу.