Имею топор – готов путешествовать! - Страница 89

Звякнуло. Я не поверил глазам: нож отлетел! Гритт, да у него кольчуга!

Он вскрикнул и покачнулся, недоуменно уставился в темноту. Недоумение замерзло на его лице навечно, ибо я, рывком покрыв разделевшие нас футы, всадил второй нож ему в глаз.

Нестыковочка… Тупой кретин варвар! Охотники напялили броню под одежду, ты мог бы этого ожидать!

Я мог бы ожидать и того, что от купы ближайших кустов отделится тень, и с глухим воплем кинется на меня. В одной руке у тени был меч размером с конец света, а второй рукой она поддерживала пышные, сползающие шальвары. Расстегнутый пояс телепался между ногами.

Я едва уклонился от рубящего удара, меч – предпоследняя модель уходящего года – просвистел над ухом, чиркнул по плечу и впился в землю. Я всадил ботинок в морду засранца, одновременно пытаясь достать свое оружие. Гритт, ну кто же мог знать, что я устрою засаду неподалеку от кустов, куда Охотники ходят справлять свои нужды? Наверное, мне стоило упрекать ветер, который дул в неправильном направлении, или слух, который не различил журчание и другие звуки. Хотя истина была проста – всех обстоятельств не предусмотреть.

Охотник взвыл, рывком извлекая клинок. Я отскочил, сжимая в каждой руке по мечу и лихорадочно соображая, как бы быстрее прикончить ублюдка, так, чтобы нас не увидели и не услышали из лагеря. Да, там шумно, там костры до небес, но если поединок затянется, нас как минимум заметит новый посетитель общественного нужника.

Пришлось пойти на военную хитрость.

– Не убивайте меня, умоляю! – испуганно пискнул я, отступая в сторону ложбины. Он купился и бросился за мной, размахивая своей оглоблей и кровавыми соплями из разбитой ряшки. Очень хорошо, сейчас я уведу его от ненужных глаз. Увы, я должен был пятиться, чтобы не схлопотать пару футов стали в спину.

Я начал съезжать по склону, по влажной траве на пятках, и слишком поздно сообразил, что два меча, выставленные перед собой, не очень-то помогают удержать равновесие. Охотник навис стеной, его клинок свистнул, и я едва успел парировать удар. Это было последнее, что я успел сделать перед тем, как шикарно завалиться на спину. Под затылок мне попал камень, я щедро приложился об него и увидел, как огромный меч опускается, чтобы разрубить мне череп…

Звяк!

Тонкая полоса блестящей стали отвела удар от самого моего носа. Звяк, звяк! На тонком порхающем клинке змейкой извивался лунный луч.

Звяк!

Громила вдруг забулькал, как бутылка, из которой наливают вино. Клинок-змейка воткнулся ему под кадык. Охотник постоял немного, словно раздумывая об окончании своего земного пути, затем пустил струю крови изо рта и упал на бок точнехонько рядом со мной, голова к голове.

Прохладные руки помогли мне подняться.

Она стояла передо мной, как пришелец из другого мира. Я различал только широко раскрытые глаза и заостренные уши.

– Виджи, – сказал я, с трудом переводя дыхание. – На это раз я точно тебя отшлепаю.

Ее ответ меня удивил.

33

Она сказала вот что:

– Если это поможет нашему общему делу.

Сказала тихо и равнодушно.

Если это поможет нашему, мать его, общему делу, слыхали?

О-о, Гритт, а как же аллин тир аммен?

Нет, Виджи куда больше нравилась мне, когда пыталась меня прирезать. А сейчас, после ее равнодушного ответа, мне показалось, что… Короче, если она хотела внушить мне вину за то, что я сегодня отчебучил, то это ей удалось. Ночь поблекла, потеряла в красках. Меня обдало холодом.

Я потер затылок (там уже выросла порядочная шишка), чуть не пнул мертвеца, чтобы еще позлить эльфийку, и выцедил слова, банальней которых не сыскать:

– Спасибо, добрая фея. Вы спасли мою жизнь. Никогда этого не забуду.

Она расщедрилась на короткий кивок, заставив почувствовать себя глупым своевольным пацаненком, за которым бегает его беспокойная мамаша. Ее лицо стало совсем неподвижным, глаза отгородились от меня стеной равнодушия. Никакого упрека во взгляде, но я ощущал вину за содеянное при полной уверенности в своей правоте!

Вот как у нее это получается, а?

Она эльф, напомнил я себе, не человек. И дело не в острых ушках и одуряющем аромате, нет. Она иначе воспринимает мир, судит человеческие поступки по своей мерке. Эмоции, этика, мораль – все другое. Возможно, алогичное с моей точки зрения, но увы. Я в очередной раз ее разочаровал. Но я не мальчик, не нужно мне читать нотации. В этом походе я определяю, что плохо, а что хорошо, и что нужно сделать для нашего спасения. Разочаровал? Ладно. Зато мы живы.

– Пожалуйста, больше не называйте меня доброй феей, Фатик.

Трижды яханный фонарь троллю через огрово колено! Мне, что, просить у нее прощения за дело своих рук? Или извиниться за то, что, спасая меня без моего согласия, она пролила кровь Охотника?

– Как пожелает добр…

Фея молча сунула меч в ножны за плечами и начала подниматься по склону ложбины. Будь я скверным поэтом, я бы сказал, что ее ровная спина и хвост золотистых волос выражают презрение в мой адрес.

Возвращаясь назад, мы не перемолвились и словом. Я чувствовал себя так, будто меня отпинали, затем избили хорошей дубовой палкой и напоследок обдали ведром колодезной воды. Виджи двигалась в трех ярдах от меня, легко обходя все препятствия. Казалось, трава не пригибается под ее невесомыми шагами. Помимо воли и вопреки самочувствию мое внимание то и дело возвращалось к изгибам ее тонкой фигуры. Пожалуй, тут были виноваты кандалы воздержания, которыми я себя сковал.

А, Гритт, "кандалы воздержания"! Ну, теперь называйте меня скверным поэтом!